Симон Осиашвили: «Случай изменил мою судьбу!»
Знаменитый поэт-песенник и исполнитель рассказал о крутых поворотах в своей жизни. С мастером слова по-дружески беседовал первый заместитель главного редактора «Мира новостей» Андрей Авдонин.
Интервью, надо сказать, получилось мотивационным. О том, как важно использовать все шансы, которые возникают у нас на пути. Успех иногда поджидает там, где его совсем не ждешь. Симон Осиашвили не раз в этом убеждался…
«ДУМАЛ, ПРОЙДЕТ, НО НЕ ПРОХОДИТ»
— Симон, чем ты в детстве занимался? Стихи тогда уже писал?
— Ничего подобного! Я жил во Львове и был математическим мальчиком. Ни о каких стихах речи не было никогда, я их не писал.
— А родители?
— Родители тоже стихов не писали. Они на фронте встретились. Мама была военный врач, папа — политрук. И в общем, поэтов в нашей семье не было. Я после школы совершенно осознанно пошел учиться на прикладную математику. Что интересно, по профессии я инженер-программист, но компьютера в институте не видел никогда. Хотя тогда уже были БЭСМ (Большая электронно-счетная машина. — Ред.) и перфокарты. В общем, пошел я по распределению работать в вычислительный центр во Львове.
— Как же в итоге пришел в поэзию?
— Однажды мне мой начальник посоветовал почитать в журнале «Юность» повесть Вениамина Смехова «Служенье муз не терпит суеты». Он там описывает один день драматического актера, который бегает повсюду: съемки, репетиции, запись на радио… Приходит домой, ложится спать и вспоминает, как он выражается, «стихи моего друга Сашки». И вот внутри повести были эти стихи: «Под музыку Вивальди/ Под вьюгу за окном/ Печалиться давайте/ Об этом и о том…»
Через несколько лет эти стихи, которые написал, как оказалось, Александр Величанский, стали очень известной песней, когда их положил на музыку Сергей Никитин. А тогда это было просто стихотворение — очень красивое, которое свело меня с ума. Я начал бормотать его. С утра до ночи. Бормочу-бормочу. И через несколько дней ловлю себя на мысли, что сам сочинять стал. А я до этого никогда в жизни стихов не писал.
Скажу честно, что даже и читал-то их немного. Думал, пройдет. Но нет, не проходит… У меня есть работа, я программист. Но мне уже не хочется программировать. Я в уголочек забьюсь и пишу стихи. Через несколько месяцев понял, что жить без этого не могу. Думаю: что же мне делать-то? И решил, что для меня единственный путь — в литературу. Положил свои стихи в конвертик и отправил на творческий конкурс в московский Литературный институт.
— Неужели сразу поступил?
— Нет. По конкурсу я не прошел в первый раз. Стал узнавать, что и как. И мне сказали, что нужна рекомендация солидного литератора. Я отправил свои стихи Льву Озерову — это поэт и переводчик, он возглавлял кафедру переводов в Литературном институте. И еще — поэту Юрию Левитанскому. Озеров написал мне рекомендацию. А Левитанский просто пообещал поговорить обо мне с проректором, который был его другом… И вот со второго раза творческий конкурс я прошел. Наверное, благодаря этим рекомендациям.
«МОИМ ПРОДЮСЕРОМ БЫЛА ПОЧТА СССР»
— Это крутой поворот — из программистов в поэты. Были какие-то сомнения в том, что все идет как надо?
— Конечно! Мне стало страшно. Страшно бросить свою налаженную львовскую жизнь, где у меня профессия, друзья, дом… Мне уже стукнуло 26 лет, а я еду в полную неизвестность в Москву, где ничего этого нет. Из-за своих сомнений я не спал ночами. И тут вмешался мой папа.
«Сынок, — сказал он мне, — тебе жизнь дает шанс круто изменить свою судьбу. Ты боишься. Но если этого шага сейчас не сделаешь, ты никогда себе этого не простишь». И еще была фраза, которую я запомнил на всю жизнь: «Не нужно жалеть о том, что сделал, нужно жалеть о том, что мог сделать, но не осмелился. Не бойся совершать поступки». Эти слова пересилили все мои сомнения. Я поехал в Москву. И тем самым повторил судьбу своего отца.
Он же в Тбилиси учился в финансовом институте. Параллельно подрабатывал — мешки таскал. А чтобы таскать было веселее — пел. Однажды к нему подошел какой-то мужчина: «Вы очень хорошо поете. Учитесь этому где-то?» Отец говорит: «Нет, я учусь на бухгалтера». Мужчина удивился: «Значит, у вас естественная постановка голоса. Вам обязательно надо учиться вокалу! Вот мой телефон, позвоните». Он оказался профессором Тбилисской консерватории. Папа позвонил ему и, не зная нот, попал в музыкальное училище. Окончил его, потом консерваторию. И стал певцом.
— А как ты из просто поэтов стал поэтом-песенником?
— Еще во время учебы в Литинституте приехал я на каникулы домой, во Львов. И там в кофейне познакомился с парнем — студентом консерватории. Он говорит: «Давай напишем песню». Я возмутился: какая песня, это же низкий жанр! У меня — поэзия! Но мы с этим парнем стали приятелями, виделись каждый день. И он не отставал с этими своими песнями. Я сочинил какие-то стихотворные строчки, отдал. А он через пару недель провел меня во Львовский дворец молодежи на концерт. И там звучит песня с моими словами! При этом в зале человек 500. И они внимательно слушают! Я подумал: «Ни фига себе! Значит, можно написать стихи, которые станут песней, и их сразу услышит много людей». Тогда я понял, что должен обязательно писать стихи для песен…
Вернувшись в Москву, сразу пошел в Союз композиторов, взял справочник, выписал телефоны и адреса тех, чьи песни были на слуху. Положил свои стихи в конверт и разослал им. Можно сказать, что моим первым продюсером была Почта СССР. (Смеется.)
Через несколько недель начал я всем этим композиторам звонить. И все они от меня отказались. Отозвался только один — Владимир Мигуля: «Я почитал ваши стихи. Интересно. Приезжайте, познакомимся». А у него тогда только вышла знаменитая песня «Трава у дома». Я приехал к нему и вижу: весь письменный стол завален чьими-то стихами. Мигуле присылали тексты со всего Союза! Как он в этом потоке выудил что-то мое?.. И это всегда так: способных людей куда больше, чем состоявшихся. Мне просто повезло…
Говорит: «У меня есть готовая музыка, напишите на нее стихи». А я никогда еще не писал стихи на готовую музыку. Но взял кассету и сочинил стихотворные строчки, которые ритмически ложились на эту мелодию. Отдал Мигуле. Он вынес вердикт: стихи хорошие, только я на них напишу другую музыку. И эта песня тут же стала всесоюзно известной — «Дни летят», ее исполнила София Ротару. Мигуля мне после этого говорит: «Ну вот песня получилась. Но ведь та первая мелодия так и осталась без текста». Я сочинил новые строчки. А Мигуле они не понравились. И тогда я снова обратился к своему «продюсеру» — Почте СССР. Положил текст в конверт и отправил Давиду Тухманову. Он написал на эти стихи песню «Старое зеркало». Ее исполнила молодая Ирина Аллегрова. И в 1986-м я получил за нее свой первый диплом на «Песне года».
Татьяна — третья жена поэта
«И ВСЕ-ТАКИ СТАЛ ИСПОЛНИТЕЛЕМ!»
— А первый гонорар за что ты получил? И сколько?
— 107 рублей за «Дни летят». Приличные тогда деньги! Уже потом, перед развалом Советского Союза, в 1990-м или в 1991-м, когда у меня вышли и «Не сыпь мне соль на рану», и «Дорогие мои старики», и «Бабушки-старушки», я несколько месяцев получал по 2-3 тысячи рублей авторских отчислений в месяц. Целое состояние! Но радовался недолго. Вскоре все развалилось: рухнула система охраны авторских прав, и гонорары приходить перестали.
— Получается, что как поэт ты пробивался всегда сам. А что тебе Литературный институт дал?
— Он меня научил самому главному — держать удар. У нас каждый вторник был так называемый семинарский день, когда мы обсуждали работы друг друга. Удивительное дело, ребята, с которыми ты каждый день ходишь на занятия, обедаешь в столовой, на этих обсуждениях просто рвали друг друга в клочья! Я после таких семинаров выходил как побитая собака и думал: «Что я делаю в Литинституте? Я же бездарность», — как мне только что объяснили мои товарищи. Мне не то что писать, мне жить не хотелось. Но потом раны затягивались, я снова начинал писать… Вот в этом смысле Литинститут меня очень закалил.
— Где еще тебе пригодилась эта закалка?
— Это мне пригодилось, когда я сам стал исполнять свои песни… Как-то раз я написал стихи и отдал их Вячеславу Добрынину. Он сочинил музыку, сам эту песню («Любовники») исполнил, снял клип. И остался очень доволен своей работой. А я — нет. Для меня в этом тексте главным было слово «любовь». А у Добрынина песня получилась не о любви, а о супружеской измене. Я переживал. И тогда Александр Кальянов мне сказал: «Чего ты мучаешься? Запиши сам так, как ты ее видишь». И пригласил к себе на студию.
Так я впервые исполнил свою песню, для которой сочинил и слова, и музыку. А вскоре уже вышел на сцену как артист. И зрители меня хорошо приняли. Но люди из моего окружения стали говорить: «Зачем тебе это надо? Ты пишешь отличные тексты, исполнители их поют. Зачем тебе петь самому?» Но я же прошел школу Литинститута! Поэтому отвечал твердо: «Я вижу, что людям, перед которыми я выступаю, это нравится. А если людям нравится — я имею право это делать». И все-таки стал исполнителем!
Фото Г. Усоева,
из архива С. Осиашвили
Источник: mirnov.ru